Кирилл Павлов - Импортный свидетель [Сборник]

— Кстати, у меня был Раскольников, лесничий, принес отличный материал, подправишь — напечатаешь.

Но этим проблема тополя не исчерпалась. Мне позвонили из райкома:

— Товарищ Нестеров, мы вас уже год знаем как принципиального коммуниста, который попусту не растрачивает свое оружие прокурора, а сейчас нам стало известно, что вы контролируете действия исполкома, и даже такие мелочи, как зеленые насаждения, я уж не говорю, что вы однажды не по-товарищески обошлись с товарищем Почтенным.

— Я не контролирую действия исполкома, а осуществляю надзор за законностью этих действий, — ответил я, оставив без внимания упоминание о замзавотделом, — И кроме закона у меня есть еще собственный моральный кодекс. Между прочим, в любом подзаконном акте, и в том числе в решении исполкома, должна быть основа — гуманность.

В трубке помолчали, а я возликовал: тополь будет стоять.

…Как-то, когда этот вопрос стал уже историей, был я в исполкоме, зашел к замзавотделом товарищу Почтенному и попросил его показать мне документ о том, что тополь действительно болен. Почтенный долго рылся в ящиках шкафов, испытывая мое терпение, в конце концов достал из папки, лежавшей сверху на столе, письмо старого врача, который писал, что от этого тополя сыплется пух, засоряет его квартиру и от этого якобы могут возникнуть легочные заболевания. Фамилия этого человека, по странной случайности, была точно такой же, как у замзавотделом…

Небольшую ранку, оставленную бензопилой «Дружба» на стволе, я собственноручно затер землей и залил медицинским клеем. О чем сейчас шелестит мой тополь? Прислушиваюсь к нему и к себе…

Однако товарищ Почтенный сумел крепко мне отомстить и за тополь, и за автобус, и даже еще вперед, не знаю за что. Сам он не писал анонимок, но, рассчитав, что бюрократическая машина вполне может сработать, правдами и неправдами раздобыл копии анонимок и отправил их в Москву с сопроводительным письмом на бланке районного исполнительного комитета. Якобы райисполком просит Прокуратуру СССР разобраться. Он понимал, что все проверить невозможно и в Москве могут подумать, что в них есть правда или доля правды; кое-что могут взять на веру без проверки — и чем черт не шутит…

Именно Почтенному я обязан тем, что весь отпуск сражался за справедливость, бегая из одной инстанции в другую. А всего-то четвертушка бумаги испортила отпуск:

В Прокуратуру СССР

Управление кадров

К сему направляются на рассмотрение жалобы на прокурора района Н. К. Нестерова, написанные в разное время и по разным поводам.

Заместитель заведующего отделом райисполкома М. Е. Почтенный

И в прокуратуре заработал механизм. Спустили письмо в республику, взяв ответ под контроль, а те в свою очередь в область…

В письме-бланке Прокуратуры СССР, которое я получил с утренней почтой, поперек основного текста, напечатанного на машинке, рукой прокурора области было написано: «Тов. Нестеров, прошу вас ознакомиться с документом и сообщить свое мнение».

Я принялся читать документ, впрочем очень короткий:

Прокурору О-ской области т. Гордецову И. А.

Уважаемый Иван Афанасьевич!

Редакция «Литературной газеты» связалась с пресс-группой Прокуратуры Союза ССР и просит, если вы сочтете это возможным, предоставить материалы дела Камоликова, Солнцева, Масленникова, обвиняемых по статьям (далее шел — перечень статей Уголовного кодекса РСФСР), для разработки и публикации их на страницах газеты.

Мы, со своей стороны, поддерживаем редакцию.

Помощник Генерального прокурора СССР государственный советник юстиции 3-го класса руководитель пресс-группы Ю. Юдин

Я не возражаю. Но только после того, как обвиняемые будут осуждены, и даже после того, как дело рассмотрит областной суд. Печать — оружие массовое.

Это я и доложил прокурору области. И добавил, что лучше ему спросить об этом прокурора соседнего района, который вел дело Масленникова. Иван Афанасьевич хмыкнул:

— О тебе же забочусь, от анонимок избавляю, а ты ершишься.

Еще до моего отъезда в отпуск состоялся суд, на котором получили по заслугам все, принимавшие участие в хищениях хлеба. Так и должно было быть, чтобы справедливость и законность восторжествовали.

Я еще глубже осознал, какую большую ответственную работу возлагает на нас государство, наделяя большими правами и доверием. Нас — это меня и всех тех, кто знает и учит других знать и соблюдать советский закон. Нас — это меня и всех моих помощников и сотрудников прокуратуры, и милиции, и райкома, и райисполкома, и комсомольцев, й всех советских граждан, добровольно и бескорыстно помогающих нам. Нас — это меня и прокурора соседнего района, поддерживавшего государственное обвинение, который, как говорят очевидцы, присутствовавшие на суде, произнес блестящую обвинительную речь и просил суд вынести преступникам суровый, но справедливый приговор.

И что меня удовлетворило еще больше в работе прокурора, которому было передано «мое дело», он так же, как и я, расценил роль Степанюка, привлекавшегося к ответственности по делу о хищении хлеба. Это мне рассказал сам Степанюк, когда пришел ко мне поделиться впечатлениями после моего возвращения из отпуска.

— Я постарался записать все, что услышал про себя. Вот, прочитайте. — И он протянул сложенный вчетверо листок бумаги.

Я прочел:

«Нам известно о его прошлом. Но надо быть справедливым. У нас нет оснований, чтобы привлекать его к уголовной ответственности только за то, что он подержал у себя несколько дней пакет с документами, изобличающими Масленникова. Следствием установлено, что пакет этот он не вскрывал, и я убежден, что, если бы он знал о его содержимом, он, твердо вставший на путь честного человека, сообщил бы об этих документах следственным органам. Уверенный в его невиновности и отказываясь тем самым от государственного обвинения, я сообщаю также суду, что своими правдивыми и своевременными показаниями Степанюк помог следствию в розыске рецидивиста Солнцева…»

Улыбаясь, я молча вернул ему исписанный листок, пожал руку, он тогда сказал:

— Первый раз в жизни вышел из суда самостоятельно. Сам себе не верил, такой гордый был, товарищ прокурор! Спасибо вам, я и того прокурора поблагодарил.

— А вот это совершенно напрасно, товарищ Степанюк. Ни меня, ни его благодарить не надо. Мы оба выполняем свой долг.

— Вы сразу поверили мне, когда первый раз вызывали меня, за то и благодарю, — боясь, что не пойму, объяснял Степанюк.

— Вы были откровенны и говорили правду. Тем самым помогли мне поверить вам.

— А я его поблагодарил за слова на суде. Вот и записал их на память. — Он пошел к двери, потом обернулся и тихо произнес: — Какой, оказывается, справедливый у нас с вами закон, товарищ прокурор!

Это все было после отпуска. А до…

У меня происходил неприятный разговор со старшим помощником прокурора области. Прокурор области не успел посвятить Никонова в причины отстранения меня от дела Масленникова, лег в больницу — прихватило сердце. И тогда Никонов поспешил придумать причины сам и сообщить их в Москву. Они выглядели примерно так: дезорганизовал работу органов дознания, самовольно производил следственные действия, а после того как делом Масленникова занялся другой район, постоянно мешал соседнему прокурору вести дело, вмешиваясь в его действия. Он сообщил также, что я «замутил» показатели в районе, не объяснив, что это такое.

— И вообще, — сказал он мне, — Москва озабочена вашей работой, товарищ Нестеров.

Еще бы, после того как он так «проинформировал» Москву. Интересно, будет ли он прокурором района вместо меня, или в Москве разберутся?

Или, может быть, вернувшись после отпуска в район, я не буду уже на хорошем счету? Может быть… Мне хотелось бы только знать: что такое «хороший счет»? В своих действиях я руководствуюсь совестью и законами. Что ж, поживем — увидим.

После разговора с Никоновым я подумал о том, что прокурор должен быть, по возможности, молодым и непременно здоровым человеком, потому что, говорят, инфаркт миокарда, полученный на почве волнений, штука, которая редко бывает у людей моложе тридцати пяти. А довольно скоро и мне будет столько. В этом возрасте люди неравнодушные особенно должны следить за своим здоровьем: не пить кофе по утрам и носить с собой валидол…

И все-таки до моего отпуска случился один приятный эпизод. И хотя я не имел к нему никакого отношения, кроме родственного, я, наверное, больше всего чувствовал себя именинником на этом празднике.

Каждый год наша область отмечает сдачу хлеба государству праздником урожая. Назначаются день и место празднования. День это обычно тот, в который заканчивается сдача областью хлеба. Место — передовой район.